Авария на химическом заводе во Фликсборо, 1974
Ну чё, котаны, техногенка?
Кто слышал про Севезо, тот должен знать и о Директиве Севезо, принятой в восемьдесят втором. Однако причиной её принятия стала не только лишь авария, давшая ей имя; случай, который мы рассмотрим сегодня, внёс не меньший вклад в её разработку. Иронично, что являясь одной из крупнейших британских техногенок, он произошёл буквально через пару месяцев после принятия Health and Safety at Work Act – закона, призванного предотвращать подобные катастрофы. Итак, встречайте: авария на химическом заводе во Фликсборо, 1974 год.
Химзаводик по производству сульфата аммония из отходов соседнего сталелитейного предприятия был построен в тридцать восьмом компанией Nitrogen Fertilisers Limited, дочерним предприятием Fisons Limited. В шестьдесят четвёртом была создана компания Nypro, владельцами которой стали Dutch State Mines (DSM) и Fisons Limited. Тогда же, на волне «синтетического» бума завод перепрофилировали под производство капролактама – сырья для производства нейлона. Спрос на волокно рос, наращивались и мощности завода.
К шестьдесят седьмому заводом владели DSM (45%), NCB (National Coal Board, 45%) и Fisons Limited (10%). К тому моменту началось строительство дополнительных мощностей с целью нарастить объёмы производства с ежегодных 20 000 тонн до 70 000. Строительство завершилось в семьдесят втором; к тому моменту DSM купила Fisons Limited, доведя свою долю в Nypro до 55%.
А теперь перейдём к технологии. Главным недостатком капролактама считается как его собственная высокая горючесть (а ещё при горении он выделяет кучу ядовитого дыма), так и высокая пожаровзрывоопасность самого техпроцесса. Не буду лезть в дебри органической химии и расписывать каскады реакций (тем более, что я не химик), скажу лишь, что при производстве использовался целый букет горючих и/или ядовитых веществ при высоком давлении и температуре. Нас же из всего этого химического паноптикума в первую очередь интересует главный герой этой статьи – циклогексан. Циклогексан легко испаряется, пары вспыхивают от малейшей искры, а при нагревании до 260 градусов – самовоспламеняется.
Весной в реакторе №5 установки 25A была обнаружена трещина. Установка, как вы, полагаю, догадались, отвечала за окисление циклогексана. Процесс выглядел достаточно просто: нагретый до 155 градусов циклогексан подавался в каскад из шести последовательных реакторов, в каждом из которых через него пропускался сжатый воздух. На выходе из шестого реактора циклогексанон отделялся, а непрореагировавший циклогексан отправлялся на второй круг. Чтобы не останавливать производство на время ремонта пятого реактора, ребята просто изолировали его, вварив в систему обходную трубу меньшего диаметра, так что циклогексан просто шел из реактора №4 сразу в реактор №6. Сроки как обычно горели, поэтому ни дефектоскопия, ни испытания толком не проводились: систему надули азотом, убедились, что нигде ничего вроде не шипит и запустили линию вновь. Ситуацию усугубило ещё и то обстоятельство, что хоть на заводе и была куча дипломированных химиков, последний дипломированный инженер-механик уволился в январе и некому было натыкать ремонтников носом в сопромат.
В итоге, испытанная «холодным» азотом труба, будучи заполненной горячим циклогексаном, испытывала нагрузки, отличные от расчётных (кто сказал «компенсатор»?) обрастая микротрещинами и накапливая усталость металла. Этот костыль честно отработал пару месяцев до самого конца мая, когда систему остановили на пару дней для мелкого ремонта.
1 июня ремонт завершился и систему начали выводить обратно на рабочие температуру и давление. Тут-то труба и сказала «я устала, я ухожу» и дала трещину, через которую со зловещим шипением на свободу устремился горячий циклогексан. Работники химического фронта, подкованные в вопросах производства, начали разбегаться как тараканы с места утечки. Желающих пойти и выяснить, что же там так мерзко и громко шипит, не нашлось. Утечка продолжалась около сорока минут, щедро сдобрив заводскую атмосферу горючими парами, и наконец в 16:53 раздался первый взрыв, порядка сорока пяти тонн в тротиловом эквиваленте. Взрывной волной повредило здания в радиусе до шести километров.
Дальше ситуация покатилась от плохого к худшему по принципу цепной реакции. Кто помнит истории про аварии на нефтегазохранилищах, тот понял, о чём я сейчас говорю. Рвались ёмкости с горючей химией, пылал повреждённый взрывом газопровод, вспыхивали и взрывались цистерны с топливом. Противопожарные системы, рассчитанные на небольшой заводик по производству сульфата аммония, не справлялись с реалиями пожара на крупном предприятии по производству синтетики. В итоге горело это хозяйство трое суток, а завалы разбирали до двадцатого числа. Погибло 28 и серьёзно пострадало 36 человек. И это ещё спасибо выходным, ибо завод на момент взрыва был полупустой. Случись авария в будни – и жертв было бы намного больше.
Сумма ущерба оценивается в 36 000 000 фунтов стерлингов, завод был разрушен почти полностью. Катастрофа вызвала широкий общественный резонанс, породило много вопросов о регулировании опасных производств и охране труда, и в числе прочего, как я упоминал в начале, явилась одной из причин создания Директивы Севезо.
